Коммунисты, назад!

Идея создать Антикоммунистическую лигу, как видно, прочно завладела в последнее время если не умами, то газетами нашего "русского" Израиля. Я и сам с детства антикоммунист, так что идея мне кажется плодотворной. Из нее может получиться много интересного, полезного и забавного.
Вчера ко мне прибежал запыхавшийся приятель-сослуживец. Вернее, пришел под покровом ночи. Точнее, приполз крадучись, чтобы никто не видел.
Что случилось? Оказывается, он, состоя в свое время где надо (вернее, где не надо), решил, не дожидаясь санкций, заблаговременно уйти в подполье – и теперь только этим и бредит. Идея-фикс для экс-идеалиста.
– Среди моих знакомых ты один вне подозрений, – сказал он мне. – Ты даже в комсомоле не состоял. Дай пересидеть лихую годину в скиту. При случае воздам.
Я удивленно уставился на него. Ну, скажите, у кого из нас, репатриантов, фактически беженцев, есть лишний скит? Да и о каких санкциях может идти речь?
– Как, каких? – удивился он. – Пенсии лишить! Амидар отобрать! Накрыть медным тазом и записать навечно коммунистом, даже если у тебя мама – кадетка с пятого года. Впрочем, партийность у них не по маме, такая несправедливость.
Сначала я решил, что он меня разыгрывает. При чем тут медный таз? Да и как можно обнаружить бывших коммунистов? Они же все в несознанку ушли. И правильно сделали.
– Сам ты несознанка! – воскликнул он. – Говорят, в Лоде уже тестируют на детекторе лжи – перед выдачей ручной клади. Застава в горах! На пинкертоновские ставки наняли двух юных энтузиастов – Йоффе и Подражанского. Вопросник на засыпку проходит последнюю обкатку. Пока пинткертоны на своих родных тренируются: читал ли газету "Правда"? платил ли взносы? А сами в глаза смотрят. Если руки потеют – то читал и платил. Если сухие – то читал, но не платил; тогда добро пожаловать в страну, очищенную от коммунистов. А у меня с детства руки мокрые. И ноги. Так что влип безбожно!
Я потрогал его руки и понял, что он не шутит. Болезнь приняла серьезную форму.
– Не хочешь скит, дай на время шкаф, – гнул он свою линию. – Я с женой под пиджаками и халатами пересижу. А сынишку в комод. Он маленький.
Кто маленький, комод? Сумасшествие страшно не тем, что оно разрушает личность, а своими социальными последствиями. Ну что ему сделали жена и сынишка? Они и в партии-то никогда не состояли.
– Не знаю. Вот протащат Йоффе и Подражанский через Кнессет статью про нелегальные недоносы – любой получит десять лет по рогам без права на машканту! К тому же моя семья, не знаю почему, разделяет мои убеждения, не то что у других. Я им уже и цикл лекций прочел о трех составных частях некорректности большевизма – они ни в какую. Супруга третью неделю красный стяг на груди носит, не докопаешься. А сын в красном галстуке спит! Но утром снимает. Сионистское расщепление коммунистической личности.
Уф, я даже вздохнул. Вы когда-нибудь пробовали разговаривать с человеком, которым овладела мания преследования? Неужели он действительно полагает, что начнут ходить по квартирам в поисках укрывающихся экс-коммунистов, когда тут своих действующих не трогают?
– Сегодня не трогают, – возразил он, – а завтра объявят: "Олим-коммунисты района, скажем, Рамот-бет! Завтра, в девять утра, собраться напротив комендатуры, то есть извини, напротив Матнаса. С собой иметь удостоверение и запас бисли на два дня. На одежду нашить надпись "коммуняка", а на джинсы – молот с серпом, но тоже сзади, хотя и ниже. Укрывшиеся и ненашившие будут выданы на экзекуцию в банк "Ыдуд". И подписи двух сопредседателей городской управы – Йоффе и Подражанского... Скажи, зачем мне это нужно?
Я сидел и молча размышлял – что безопасней: предложить выпить, а там незаметно связать и отвезти жене? Или согласиться с доводами и запереть его в шкафу, а тем временем связаться с женой и опять-таки выдать?
– С женой я уже обсудил. Она тоже считает, что это испытание тебе по зубам. Пройдет время – и в память о твоем подвиге поставят бюст на родине героя в далеком Урюпинске. Или даже два бюста – тебе и твоей супруге. Какая женщина год без шкафа проживет?
Ой, похоже, он решил сидеть у нас год! А кто его будет кормить? Горшки носить? От облав спасать?
– Во время облав, – успокоил он меня, – полезно в сене укрыться, если долго не курить. В Израиле, правда, с сеном туго. Так что брось на нас сноп укропа погуще. Скажешь, огурцы солим на зиму. Придут Йоффе и Подражанский, вилами потычут – а мы в уголке схоронимся, может, и пронесет. Лишь бы до наших пересидеть.
До каких еще наших? – чуть не закричал я. Это уже не год, а все пять получаются! Ваши пока очухаются – шкаф рассохнется, знаю я ваших. У меня как-никак семья!
– А ты думаешь, праведность достигается умозрительно? – с укором сказал он. – Сидя в кабинете? За книжечкой Канта и чашечкой кофе? Смотри, сегодня коммунисты – шаг вперед, завтра сионисты – руки вверх, послезавтра ортодоксы – в камеру марш! Последними на парад выведут господ Йоффе и Подражанского. Их и укрывать некому будет, бедолаг... Выгляни-ка лучше в окно. Шпиков не видно?
Я осторожно приподнял занавеску. Ночной двор был пуст – если не считать двух выпивох марокканского вида, азартно играющих в нарды под луной. В них нетрудно было узнать загримированных Йоффе и Подражанского. (Если я не ошибаюсь, в настоящие нарды кидают кости и двигают фишки, а не наоборот).
– Обложили! – запричитал экс-коммунист. – Срочно залегаю на дно – и не дышать!
– Осталось достать линотип, – сказал я, заговорщицки понизив голос.
– Это еще зачем? – удивился он.
– Прокламации из подполья печатать. Какое подполье без листовок?
И я снова выглянул во двор. Йоффе и Подражанский продолжали играть, не сводя глаз с моего окна. И тут мы шепотом запели Интернационал.
Израиль, декабрь,92